THE RACE: Большое интервью с Льюисом

Сезон 2022 года Льюиса Хэмилтона оказался фатально омрачён длинными тёмными тенями событий Абу-Даби 2021 года.

Никто ещё не оказывался в ситуации когда титул чемпиона мира буквально вырывают у него из рук из-за неправильного применения спортивных правил. Льюис оказался перед выбором - либо с отвращением отвернуться от автоспорта, либо вернуться с ещё большим аппетитом, чтобы вновь заявить о себе.

Он выбрал второе, но потом ему подарили обломок, по ошибке названный гоночной машиной, что произошло с ним в первый раз за 13 лет… Что ж, неудивительно, если оптимизма в его начинаниях поубавилось, не так ли?

 

И тем не менее, этот парень, который только что на трассе в Америке боролся с превосходящим Red Bull Макса Ферстаппена который в 10 из 11 гонок превзошел в квалификации своего напористого, амбициозного и весьма быстрого нового напарника по команде Джорджа Рассела и этот тот парень, который считает, что будет конкурентоспособным ещё много лет.

Как ему удалось вернуть себя в форму? В те недели тишины в межсезонье он серьёзно думал о том, чтобы не вернуться? Почему его выступления на трассе по сравнению с Расселом были намного лучше во второй половине сезона, нежели в первой? Что именно делает эту машину такой сложной для настроек и пилотажа? Где ответы? Льюис здесь, чтобы рассказать нам.

Он входит во временный офис Тото Вольффа в явно расслабленном настроении, в четверг перед Гран-при США. С годами для него стало обычным каждый уик-энд садиться и обсуждать свой сезон с небольшой группой экспертов из нас, и он относится к этому серьёзно.

Он как будто хочет более подробно передать то, что скрывается за внешним фасадом. Он открыт, красноречив, вдумчив, и кажется, даже как будто рад следовать любому направлению вопросов.

«Как будто это было много лет назад...», — говорит он о событиях прошлогоднего финалв сезона. «Я имею в виду, это определенно было душераздирающим, душераздирающим — как бы вы это ни называли. Неужели я никогда не собирался возвращаться?

 

В этот момент он делает паузу, как будто вновь спрашивая себя, пытаясь вернуться к тому, что он чувствовал в то время. К той ярости, даже грубости. Он либо не может дойти до конца, либо не хочет – и возвращается к ретроспективному взгляду на то время. —

«Я не из тех, кто так сдаётся. Правда».

Если бы он действительно считал — как он сказал поначалу ещё тогда, в запале, сидя в кабине, — что это было намернно, что Формула 1 каким-то образом преднамеренно и несправедливо замышляла против него какие-то планы, он, конечно, не захотел бы больше участвовать в этом. Вот в ЭТОМ. Возможно, именно на это он пытался найти ответ в те долгие недели молчания.

На это намекают интонации потока осознания в его ответе, проработка событий и наилучшее соответствие тому, что явно до сих пор причиняет боль, и на что у него, возможно, никогда не будет полного ответа.

«Что действительно ломало, так это просто допущение, что спорт может сделать что-то подобное, что это произойдет здесь, у нас, учитывая, что есть так много людей, на которых вы полагаетесь.

Вы ожидаете, что работа [судей] будет сделана правильно. И что результат чемпионата мира, над которым так усердно работали так много людей, будет результатом неправильного решения кого-то, понимаете?

Наверное, это было единственным, что было действительно тяжело. Это было не из-за того, что я не любил работать со своей командой или гоночными автомобилями; это было буквально так; если вы можете потерять титул просто из-за правонарушений внутри организации (FIA), это было тем, о чем я и задавался вопросом… Но я знал, что… Я проводил время со своей семьей, и это было действительно лучшей частью исцеления.

Я просто отдавал всё своё время детям [племянникам Льюиса], лепил снеговиков и просто был с ними. Это позволило мне по-настоящему восстановиться, по-настоящему прийти в норму. Если бы не они, вероятно я мог бы застрять в той яме».

 

Значит, он всё ещё считает, что это было надумано, направлено против него лично?

«Я не знаю. Такое ощущение, что это было так давно. Я думаю, что это было просто неправильное решение. Я уверен, что здесь задействовано чьё-то эго, а также много различных факторов – например, людей, которые мешали сосредоточиться... Но нет, я не думаю, что это было именно целенаправленно».

 

 

Если долгие недели межсезонья были посвящены работе над травмой прошлого, то, как только было принято решение продолжать, пришло время оборвать эту нить негатива.

Он усвоил ценный урок об этом 15 лет назад, в конце того сенсационного дебютного сезона, когда титул чемпиона мира был уже практически у него в руках, и лишь труднообъяснимые для молодого Льюиса обстоятельства вырвали его. Тогда, 22-летний Хэмилтон не так хорошо справлялся с прессингом.

«Я отказываюсь жить прошлым. Я испытал это в 2007 году, и тогда это определенно не давало мне спать по ночам, это было просто огромным негативом. А когда вы зациклены на каком-то негативе, когда вы цепляетесь за ненависть, обиду или что бы то ни было, это просто сдерживает вас. [Упав,] Я поднимаюсь. И я иду вперёд, независимо от того, что произошло в прошлом. Я решил не останавливаться на этом.

Тогда [в Абу-Даби] я ничего не мог поделать. Я отдал всего себя. Да, я лишился всего, и я принял это. Но я готов сделать это снова. Вот к этому я и пытаюсь стремиться».

Так что в какой-то момент под Абу-Даби была проведена черта — и он поставил перед собой цель — вернуться. Речь шла не о восьмом титуле или какой-то статистике, которая создает хорошее впечатление со стороны. По крайней мере, именно это было не так. Речь шла о том, чтобы вернуться в строй, оставшись в команде, оставшись со своими товарищами. Любить жизнь и принимать вызов.

«Я бы сказал, что вернуться к тренировкам было непросто. Вы не можете просто сказать: «Хорошо, всё нормально, у меня есть мотивация» - и всё вернётся на круги своя.

Мне определенно потребовалось время, чтобы восстановиться. Но я продолжал тренироваться на протяжении всей фазы [возвращения] и в целом старался поддерживать свою физическую форму. Я не брал недельный или двухнедельный отпуск, или что-то ещё, я про стостарался держаться в ритме.

Так что на самом деле поначалу я был не в форме [перед началом сезона] и должен был снова взобраться на гору… но, тем не менее, просто иметь стремление было недостаточно, нужно было продолжать работать каждый день, копать глубже и продвигать своё тело и разум всё дальше и дальше.

Когда вы выиграли семь титулов чемпиона мира и больше гонок, чем кто-либо до вас, просто обратитесь к тому, что заставляет вас продолжать испытывать голод и азарт… потому что я не хочу быть менее голодным, чем когда только начинал.

Если я не смогу настроить себя на это, то не вижу смысла продолжать. Я хочу вернуться сильнее, и именно поэтому [к началу сезона] я вернулся с боевым настроем.

Но потом у нас произошла драма с машиной».

Ах, W13. Прыгающий монстр.

Это не должно было быть так. Одной из вещей, которые так воодушевляли его перед этим сезоном, было то, что он слышал от своих инженеров о характеристиках машины в аэротрубе. Её аэродинамические показатели выглядели просто сенсационно!

«Они все говорили нам, что у нас будет невероятно быстрая машина, и я уверен, что все, кто работал над ней, были в восторге от той тяжёлой работы, которую они проделали зимой.

Это такое изнурительное время для всех в команде; вот когда они действительно ночевали на работе. В обычной ситуации вы ожидаете, что этот период будет более спокойным для людей... А потом вы узнаёте, что эта чёртова штука не работает, и у нас есть дикие подпрыгивания. Это было очень тяжело для всех. Я думаю, что все действительно буквально ошалели».

И он сам в том числе.

«Да, безусловно и я тоже. Каждый из нас. Я уверен, Тото сказал бы вам, что для него такой подход не идеален. Но помню мы сидели в феврале, и мы все были такими оптимистичными...»

Когда он впервые опробовал машину, он уговаривал себя, что, мол это лишь первые дни, это бывает и т. д., Но его всё же мучили сомнения.

«Да, у меня было такое ощущение, но ты никогда не можешь однозначно на что-то сказать «нет», и ты никогда не можешь сказать «никогда». Может быть, к первой гонке мы бы это исправим, кто знает? Иногда трудно понять, сколько времени потребуется, чтобы исправить что-то не так работающее.

Кроме того, у меня никогда ещё не было таких диких подпрыгиваний. Я не ожидал, что ребятам понадобится так много времени… они не ожидали, что это займёт столько времени, чтобы понять, что же именно вызывает эти подпрыгивания. Им пришлось создавать новые инструменты, методики — всё то, чего у нас раньше не было. Ни у кого не было.

И тогда ты просто держишься за надежду. Но приходит следующее обновление — и оно не работает, следующее — и опять не работает. Представьте себе людей, которые строят эти потрясающие машины. Они видят производительность в аэродинамической трубе, но не видят её на трассе. Ах, Господи, ты просто продолжаешь сбиваться с ног в поисках истины. Но то, что вас не убивает, делает вас сильнее, и мы всё ещё держимся».

 

Если бы только подпрыгивание можно было быстро вылечить... Данные аэротрубы просто настаивали на том, что там была просто огромная прижимная сила. Её было более чем достаточно, чтобы оставить далеко позади не только Ferrari, но и Red Bull — так они считали.

Но все эти ресурсы были фактически заблокированы, и то, на чем приходилось ездить Хэмилтону и Расселлу, и близко не было к той лиге, где находились лидеры.

 

 

Каковы же фактические ограничения W13 с точки зрения пилота?

«С самого начала было много разных вещей. Подпрыгивание было доминирующим и наиболее заметным. Но аэродинамические характеристики сложны… жёсткость, общая жёсткость машины доходила до такой степени, что подвеска становилась практически бесполезной — она становлилась чуть ли не жёстче, чем шины.

[Из-за этого] амортизация происходила именно за счёт шин, которые сжимались и разжимались, увлекая за собой в своих прыжках и нас. А дальше играли свою роль аэродинамические характеристики.

Аэродинамическое сопротивление - огромная проблема для нас. Когда мы набираем определённую скорость, другие машины просто уезжают вперёд. А когда вы тормозите, и передняя часть опускается, а задняя поднимается — аэродинамика изменяется кардинальным образом. Тоже самое происходит и когда вы врубаете мощность [на выходе из поворота].

«Это и было главным отличем между медленными и скоростными секциями трасс. Множество проблем. Вот почему я не уставал пробовать новые подходы.  

Я перепробовал все возможные настройки — буквально всё, что только было возможно. Именно этим я и занимался в начале года. Конечно, было бы заманчиво пытаться просто выжимать максимум возможного из того, что есть — и получать наилучшие результаты за каждый уик-энд, но я действительно в первую очередь стремился к поиску решения проблем с машиной. Я пожертвую этой сессией или даже всеми сессиями [уик-энда], но зато я буду иметь возможность найти для парней больше данных и информации, чтобы, когда мы вернемся на завод, они могли лучше понять, что такое происходит с машиной. Но в конечном итоге конечно это мешало показывать достойные результаты».

Такой подход он в основном использовал в первой половине сезона. По мере того, как команда всё лучше и лучше понимала машину и её особенности, он стал меньше экспериментировать и сосредоточился в большей степени на том, чтобы максимизировать то, что у него есть здесь и сейчас.

Это, по его мнению, отчасти является объяснением различий между ним и Расселом в двух половинах сезона.

«Это необычный год. Джордж отлично справляется со своей задачей — у меня вообще нет с этим проблем. Мы отлично ладим, просто нужно понимать, что Джордж и его ребята не экспериментируют с машиной так же [как наша сторона гаража]. Но это потому, что я здесь уже давно. У меня больше опыта, есть больше понимания с людьми, с которыми я работаю рука об руку в течение 10 лет.

«Так что у нас с [Эндрю Шовлиным] могут быть аргументы, конструктивные аргументы. Для Джорджа это его первый год в команде, так что он пришёл и просто делает свою часть работы в меру своих возможностей, практически не меняя настроек.

Я же экспериментирую — делаю то туда, то сюда, разные крылья, все эти разные настройки, и мне всё равно нравится этот путь поиска.

Если мы придем в следующем году, и у нас будет машина, которой мы будем довольны в большей степени, тогда мы сможем больше сосредоточиться на пилотаже… не сходить каждый уик-энд с ума с настройками — и вот тогда мы сможем посоревноваться.

Если он финиширует впереди меня в конце сезона, я ничего не чувствую по этому поводу; мы ни за что не боремся в чемпионате. Мы лишь четвёртый и шестой. Если это было первое и второе место — тогда это было бы другое дело».

 

Но то, что команда лучше понимает из-за ограниченных возможностей машины, также позволяет Mercedes идти по заданному курсу, который максимизирует его характеристики в поворотах на высоких скоростях за счёт его поведения на низких скоростях.

Прижимная сила в медленных поворотах весьма неплоха, но, возвращаясь к более ранней оценке Хэмилтона, то, как изменяется аэродинамика машины при разном положении шасси, затрудняет прогнозирование — и именно с этим Хэмилтон в настоящее время справляется лучше, чем Расселл.

«Я описываю поведение машины своим инженерам, как могу, и сказал бы, что это похоже на то, как будто вы подкрадываетесь к лошади и пытаетесь подобраться как можно ближе. Например, в обычной ситуации вы знаете, что если вы заставите её делать то, что ей не нравится, она ударит вас в ответ, и вы знаете, что это будет больно. Это один из лучших примеров, которые я могу привести.

А эта машина, она случайная. Вы пытаетесь опереться на неё, а она ломается и подводит вас».

 

Теперь он это знает. Ранее в этом году всё ещё была надежда, что прорыв вот-вот произойдёт. Но это был оптимизм, порождённый отсутствием полного понимания. На протяжении большей части второй половины сезона они в значительной степени понимали, где именно они будут более, и что будут в той или иной степени посредственными. Хэмилтону пришлось адаптировать свои ожидания, сохранив при этом мотивацию.

«Вначале это не казалось слишком сложным. Но определённо это начинает утомлять вас, потому что вы снова и снова надеетесь, что вернетесь в борьбу, а потом… у вас начинаются эти гонки, и машина то работает нормально, то хорошо, а то снова неважно. А это значит, ты мы не знаем, что происходит.

Вы выполняете всю работу на симуляторе, и этот симулятор говорит вам нечто отличное от того, что вы ощущаете на трассе. Это просто сбивающий с толку сезон эмоций. Вы думаете, что симуляции хороши, и машина должна чувствовать себя неплохо в эти выходные, или инженеры говорят: «Хорошо, у нас есть обновления, который позволят прибавить три десятых», А потом вы добираетесь туда и оказываетесь на десятую медленнее, чем раньше. И вы такой думаете — «Ох, убейте меня».

«Думаю, в этом году я научился просто не надеяться впустую. Лучше немного недооценить, и если это так же хорошо, это так же хорошо, а если это лучше, значит это лучше. С точки зрения подготовки, я думаю, сейчас мы лучше.

Дело не в том, что я приезжаю на этапы менее сосредоточенным, но для меня это похоже на год, когда вы выглядите менее сосредоточеным просто потому что на это влияет множество других элементов [не заметных извне].

Сейчас я готовлюсь лучше, чем когда-либо. Мои тренировки стали более строгими, более последовательными, чем когда-либо прежде. Моя диета стала более здоровой, чем раньше, я стал более строго относиться ко времени, не относящемся к гонкам. Например, я стал больше времени проводить на заводе. Но это дополнительное время, которое я отнимаю от других вещей в своей жизни. Но я думаю, что работая таким образом только с машиной, только с неизвестными, это так спорадически и непредсказуемо.

Тем не менее, всегда есть чему поучиться. Не то чтобы я никогда не переживал такой сезон.

Я определенно могу сказать, что сейчас я в лучшей форме, чем когда бы то ни было, и это за всю свою карьеру. В команде, в общении, воодушевляя людей, я думаю, что сейчас я должен быть лучшим товарищем по команде для своих коллег, чем когда-либо прежде, и я думаю, что снаружи, во внешней жизни, это добавляет ещё большей сбалансированности в в жизни, чем у меня было в прошлом».

 

Учитывая все эти знания, как может выглядеть 2023 год для Хэмилтона и Mercedes?

«Будет непросто сделать машину ведущей в следующем году, но я думаю, что сейчас мы гораздо лучше понимаем, почему наша машина такая, какая она есть».

 

А что дальше? После того как его давний соперник Себастьян Феттель собрался на пенсию, только лишь он да Фернандо Алонсо теперь представляют предыдущее поколение.

«Что касается моих планов на будущее… Каждый год, в конце года, ты сидишь там и просматриваешь то, что у тебя есть, и ты сидишь, пытаясь понять и проанализировать, каким будет мой следующий трёх-пятилетний план? Десять лет сложно спрогнозировать.

Но где я вижу себя? Чем я хочу заниматься? Каковы мои цели? Конечно другие интересы добавляются. К тому же у меня и без того много успешных, действительно позитивных вещей, которые позволяют мне иметь много возможностей для успеха где-то ещё помимо гонок.

Я горжусь Себом за принятием им такого решения, но я не основываю свои решения на других вещах. У него есть дети: для меня это другое, у меня пока нет семьи.

Я по-прежнему предан делу на 100%, так как я думаю, что когда у тебя есть семья, трудно быть преданным на 100% чему-то другому, потому что таким образом ты жертвуешь тем, что действительно много значит для тебя. Мы идём разными путями, строим разные жизни.

Представляю ли я себя здесь после 40? Может быть. По крайней мере мы собираемся заключить ещё один контракт. Я бы сказал, что мы собираемся сесть и обсудить это в ближайшие пару месяцев.

Моя цель — продолжать работать с Mercedes. Я здесь с 13 лет. Mercedes-Benz — моя семья. Они были со мной в горе и радости: в моих ошибках и том дерьме, которое временами было в прессе; они прошли со мной через все взлёты и падения. И поэтому я действительно предан этому бренду, я верю в людей, которые работают в этой организации.

И я хочу быть для них лучшим партнером в команде, потому что я думаю, что мы можем сделать данный бренд еще лучше, доступнее, даже сильнее, чем он есть или когда-то был. И я думаю, что могу быть неотъемлемой частью этого.

Но я хочу продолжать участвовать в гонках. Я люблю то, что я делаю. Я занимаюсь этим уже 30 лет, и я не чувствую, что должен останавливаться. Я думаю, что в настоящее время я всё еще иду вверх. Я бы сказал, что продолжаю учиться.

Я хочу стать ещё лучше.

И я ещё долго буду мозолить вам глаза.

 

Перевод: Crunch