- Где этот нахал? . . .
- Давно ли я Смотрю Формулу-1?
- Где этот нахал? . . .Это меня сейчас все не волнует. Меня сейчас волнует совсем другое: как у наших пойдут дела в этом сезоне. Я всю жизнь смотрю Формулу-1. У меня от пива с пиццей язва желудка. Вот ты молодой, ты еще не знаешь, что это такое, да? Тебе весело живется: мальчики, девочки, танцульки. Подожди, будет и язва.
- Давно ли я Смотрю Формулу-1? Ну, это меня все не волнует, меня сейчас волнует совсем другое, меня сейчас... Давно ли я болею? Хе-хе. Тебе сколько лет? Двадцать два? Чудный возраст. Мальчики, девочки, танцульки... Так вот, когда твой папа страдал детскими болезнями и лежал пересыпанный тальком, я уже болел за Шумахера. А на трассе доминировал Сенна, и Вильямс соревновался с МакЛареном. Или это был не МакЛарен, но очень похожи. Они жаловались ФИА, чтобы Вильямс не выигрывал, а что делал Прост? Ехал, чтобы не наказали. Я, помню, скзали хоршие шины, а это оказались Пирелли. А тут Шумахер. А что Шумахер – сзади Сенна, Прост, Пике. Тут батя как крикнет: «Сенна, сзади!» Он так крикнул, что я так прыгнул, что я увидел море, пароход «Крым» и Дерибасовскую. Сломал ногу. Правую сломал. Ниже возьми, возьми ниже... бери. Ниже... а-а-а, да-да, здесь. Вот он спрашивает, долго ли я болею? Я тебе скажу, когда гранд при, где, кто выиграл, с каким временем у кого.
- Давно ли я Смотрю Формулу-1? Когда Алези впервые выиграл в Канаде, у меня родился ребенок. Сколько ему сейчас? Сейчас я тебе скажу. Сейчас, подожди, значит, это был девяносто пятый год. Значит, автодром «Вильнева». Он ехал первый. Я сидел на диване. Да, ему сейчас девятнадцать лет, моему сыну. А что, Феррари, это Феррари, я всю жизнь на автотреке. Всю жизнь. Моя жена несчастная женщина. Она не может смотреть на меня без слез. Она мне прочитала, что в Мельбурне кто-то умер на трэке. Так я ей сказал, что я бы тоже умер спокойно, если бы увидел такую гонку. Чтоб они так ездили, как они пьют нашу кровь!
- Давно ли я Смотрю Формулу-1? У вас здесь те же дела, все то же самое, с Льюисом с вашим, тут. Когда он почему-то выиграл, упапы Массы не выдержали нервы. Он схватил с лотка бублики и начал разбрасывать в народ. Он не помнит, сколько он бросил. Разве сосчитаешь, когда сдают нервы? Он бросил пятьдесят два бублика. А что, Феррари это Феррари, и Формула-1 – это главное. Те, кто когда-то говорили о политике, теперь говорят о Формуле-1: тоже защита, тоже нападение, тоже разные системы.
Я всю жизнь на улице. Всю жизнь. Дома у каждого свои неприятности: жена, квартира, зарплата. Выходишь на улицу – все хорошо. Так я понял, что мы внутри не умеем жить. Кто нам виноват, что на улице все хорошо, а дома – неприятности? Сами себе. Я, помню, взял у жены зарплату, всю. Начал сам распределять. Провалился с треском. Отдал ей все обратно до копейки. Она сейчас сама распределяет. Ей тоже не хватает.
Ну, что, уже сезон, пойдем к телевизору. Мы, как древние греки, черпаем силу с соревнований. Но это меня сейчас все не волнует. Меня сейчас волнует совсем другое...
О, чтобы они горели, как они пьют нашу кровь!