Авторское интервью. Советский человек в Формуле-1

Советский человек в Формуле-1


Маленький городок Верея в Наро-фоминском районе подмосковья. Тихая неприметная улочка, вдоль которой по обеим сторонам стоят скромные двухэтажные деревянные домишки, где второй этаж, по сути, является чердаком.
Один из этих домиков и является целью нашего визита. Здесь проживает скромный пенсионер Владилен Коммунарович Твердовзглядов. Сейчас это действительно обычный рядовой пенсионер. Но этот человек представляет особенный интерес для тех, кто в нашей стране является поклонником Королевы Автоспорта.

Ведь именно этот человек является первым нашим соотечественником, который принял участие в Гран-При Формулы-1. И даже выиграл этот Гран-При. Однако, не спешите листать справочники по истории Формулы-1 в надежде найти эту достаточно длинную и приметную фамилию. Её там нет. Владилен Коммунарович выступал под чужим именем. Впрочем, заранее всех карт мы раскрывать не будем. Читайте интервью, которое мы, с разрешения определённых инстанций, взяли у Владилена Коммунаровича.

Нас встретил бодрый и подтянутый, совершенно не выглядящий на свои 75 лет, человек. Мы прошли в комнату, напоминающую музей, посвященный временам Советского Союза. На каждой стене портрет Ленина, на длинной во всю стену самодельной книжной полке собрание сочинений того же Ленина (уж полное или нет сказать не можем, поскольку не представляем даже близко объемов литературы, написанной вождём Революции), в углу в вертикальном стеклянном пенале красное знамя с символикой советских времен. От каждого предмета в комнате (кроме обеденного стола) буквально исходил советский официоз. Сам хозяин, кстати, чем-то отдаленно напоминал человека с портретов. Такая же бородка и залысины, но совершенно иное лицо. А вот обеденный стол в центре комнаты был совершенно домашний и весьма привлекательный с гастрономической точки зрения. Владилен Коммунарович подготовился к нашему приезду. Ароматный чай, домашние варенье и выпечка, результат усилий взрослой дочери, живущей отдельно от отца, но постаравшейся ради нашей журналистской бригады.

Итак, за чашкой чая, в непринуждённой беседе мы погрузились в далёкие 70-е годы 20-го века, точнее в 1973 год, когда Владилен Коммунарович, кадровый офицер спецслужб, по заданию партии и правительства принимал участие в секретной операции КГБ и, в рамках этого задания, принял участие в Гран-При Монако.

Корреспондент «ROgrosMANjean»: Владилен Коммунарович, можно ли узнать хоть в самых общих чертах об операции КГБ, позволившей вам стать участником Гран-При Формулы-1.

Владилен Коммунарович: Раз уж мне разрешили дать вам интервью, значит гриф секретности снят. Операция была многогранной и имела целью испытание некой спецаппаратуры. А моей задачей, в рамках операции, было на один день заменить собой человека, являющегося пилотом Формулы-1. Выбор конкретного пилота и конкретного дня, когда мне предстояло его заменить, от меня не зависел. Я только выполнял приказ.

Кор.: Этим пилотом был…

В.К.: Джеки Стюарт.

Кор.: А что было с самим Джеки Стюартом, пока вы на протяжение целого дня заменяли его для окружающих?

В.К.: Он был под воздействием специального препарата. Пока я заменял собой Стюарта, с моего мозга экспериментальной аппаратурой дистанционно считывалась вся информация о том, что я видел, слышал, делал. Затем эта информация через другую экспериментальную аппаратуру записывалась в мозг Джеки, так что когда он был выведен из под действия препарата, то никоим образом не смог бы догадаться что этот день был фактически вычеркнут из его жизни и прожит совсем другим человеком. Успех операции зависел от качества работы аппаратуры и от моего умения заменить Стюарта так, чтобы он, получив все мои впечатления и приняв их за свои собственные, не заметил никакого подвоха.

Кор.: А для чего это всё было нужно?

В.К.: Извините, этот вопрос лежит за пределами темы нашей беседы.

Кор.: Извините. Вопрос ближе к теме. Почему именно Вас выбрали для замены Стюарта?

В.К.: Тут был целый комплекс причин.
Во-первых, Стюарт был человеком очень деловым, публичным и популярным. Так что к кандидату предъявлялись требования в части глубоких познаний в сфере буржуазного бизнеса, обширных знаний по британской, особенно шотландской, и европейской культуры того времени, точных знаний всех тонкостей светского этикета общения с представителями разных экономических слоёв и разных полов.
Во-вторых, требовалось особенное умение в мимике лица.
Ну и, в-третьих, требовались минимальные гоночные способности.

Кор.: Вы, наверное, хотели сказать максимальные гоночные способности?

В.К.: Я всегда говорю то, что нужно. Именно минимальные гоночные возможности. По первым двум пунктам все кандидаты были на высшем уровне. Никто не имел перед другими ни малейшего преимущества. Моё назначение на роль Стюарта состоялось исключительно из-за моих автогоночных талантов, точнее почти полного их отсутствия. Я в этом плане был «паршивой овцой» нашей группы. У меня была неприязнь к высоким скоростям, скорость в 380…400 килоометров в час была моим фактическим пределом, за рулём я вдруг утрачивал свою блестящую реакцию, ловкость и силу советского офицера и становился очень заторможенным, неуклюжим и слабым человеком.
Как говорил наш инструктор, мне достаточно было буквально на десять процентов снизить свой автогоночный уровень и я сравнивался с уровнем Джеки Стюарта на пике его формы, а в 1973 году он был на пике формы. Другим офицерам нашей группы пришлось бы снижать свой уровень в два, три, а то и в четыре раза, что могло бы вызвать серьёзные подозрения у окружающих, если бы они непроизвольно в процессе гонки вдруг вышли бы на свой реальный уровень.

Кор.: М-да-а-а-а. А можно небольшое пояснение насчёт мимики лица? Разве Вас не гримировали?

Вместо ответа Владилен Коммунарович подмигнул нам и вдруг… Я еле удержался чтобы не перекреститься, вовремя вспомнив, что напротив меня сидит человек коммунистической закваски, презирающий любые проявления веры в бога. Но всё-таки… Владилен Коммунарович исчез. Вместо него в его же одежде сидел человек, имя, отчество и псевдоним которого послужили именем самому нашему собеседнику. Владимир Ильич Ленин собственной персоной. Мы не успели вернуть себе дар речи, а человек снова изменился. С ленинской залысиной и бородкой, но прекрасно узнаваемый, перед нами сидел Джеки Стюарт. Ещё несколько секунд и перед нами сидел некто неузнаваемый. И вдруг меня осенило. Это же был я сам, так же с ленинскими аксессуарами растительности на лице и голове, да в возрасте Владилена Коммунаровича. Вернувшийся было дар речи опять отшибло напрочь. Ещё несколько секунд, и хозяин снова принял свой облик, добродушно смотря на наши ошарашенные лица.

В.К.: Это вам не гримирование. Вот нынче и искусство грима куда как выше и компьютерные технологии всякие, а у тех, кто видел Высоцкого только в «Спасибо, что живой», может сложиться впечатление, что у Владимира Семёновича был паралич лица. Нет, ребята. Парик и бакенбарды мне, конечно, наклеили, но в остальном я мог стать Стюартом, управляя мышцами своего лица. И его жена при этом заметила бы подмену, только если бы мне пришлось полностью раздеться перед ней.

Тон, которым это было сказано, не оставлял сомнений, что сравнение было бы совершенно не в пользу оригинала.

Кор.: Расскажите о том, что вы чувствовали, когда направлялись на стартовое поле к своему болиду. Это ведь должны были быть какие-то особые впечатления. Советскому человеку впервые предстояло стартовать в лучшей гоночной серии планеты. Значимость момента вы ощущали?

В.К.: Молодой человек, вы рассуждаете с точки зрения современных болельщиков автоспорта. Какая могла быть значимость момента для советского офицера на ответственном задании? Формула-1 была буржуазным видом спорта, чуждым советскому человеку. Мои ощущения? Буржуазный уклад жизни буквально давил со всех сторон. За то время, которое я провёл на стартовом поле вне машины, мне пришлось поздороваться с несколькими десятками миллионеров и миллиардеров, какими-то людьми благородных монарших кровей. И никого не интересовал Стюарт как пилот Формулы-1, а только Стюарт бизнесмен, Стюарт, обладающий связями в высшем свете. С несколькими так называемыми партнёрами по бизнесу мне от лица Стюарта пришлось заключить несколько сделок буквально перед усаживанием в машину. А когда я садился в этот, по сути, гроб на колёсах, я точно знал, что все эти люди вместо того, чтобы следить за гонкой с точки зрения спортивного болельщика, будут обстряпывать свои дела: бизнес, новые знакомства, выгодные брачные партии, враждебную моей родине политику и прочее, а гонка будет лишь антуражем на заднем плане. Пилоты будут реально рисковать своей жизнью, когда большинству тех, кто на это смотрит, будет на этот риск глубоко плевать. Позже пилотов Формулы-1 наывали у нас в стране гладиаторами двадцатого века, а гонки – гладиаторскими боями. По сути, так было и в 1973 году. И какие ещё ощущения должен был я испытывать кроме полной отстранённости и твёрдого убеждения, что всё, что я делаю, делается в интересах моей страны, в интересах торжества идей социализма и коммунизма во всём мире, в интересах того, чтоб окружающий меня в тот момент чуждый мир капитализма исчёз, в том числе вместе с этой самой Формулой-1.

Кор. (слегка смущённый отповедью В.К.): А Вам не хотелось провести небольшую диверсию? Ну, к примеру, сорвать какую-нибудь сделку Стюарта и его партнёров неправтильным решением и таким образом нанести удар по их бизнесу.

В.К.: Молодой человек, вы, наверное, невнимательно меня слушали. Ну и молодёжь пошла (сокрушённо). Я же уже говорил, что успех всей операции зависел, в том числе, и от того, что я максимально точно буду воспроизводить поступки Стюарта, чтобы потом у него самого не возникло вопросов, зачем он так нетипично для себя поступил. Ведь это могло стать следом, ключом к разоблачению операции. Полгода спустя я получил правительственную награду за участие в этой операции. И основанием для награды стало то, что Стюарт впоследствии не отменил ни одной из сделок, которые я заключил от его имени. Это было доказательством максимально эффективного с моей стороны сокрытия следов проведения операции. Задавайте вопросы, пожалуйста, по Вашей теме, не отвлекаясь на то, в чём плохо разбираетесь.

Кор. (ещё более смущённый): Расскажите, пожалуйста о самой гонке, событиях в ней глазами пилота.

В.К.: Сначала ещё немного о том, что было перед гонкой. Как меня ни отвлекали, я всё-таки несколько раз услышал, как одни пилоты просили других пилотов прочитать в ходе гонки то, что написано на задних антикрыльях их болидов.
Я бегло осмотрел сзади несколько машин, но ничего кроме так называемых спонсорских логотипов там не было. Тогда я допустил, что предлагаемые к прочтению надписи сделаны какой-то специальной краской, становящейся видимой только при движении с определённой скоростью. В наших лабораториях подобные проекты находились в стадии предварительного рассмотрения, и я, как советский офицер, просто обязан был убедиться, владеет западный мир подобными технологиями или нет.
Поэтому, несмотря на то, что мне надо было стартовать с поул-позишн, Стюарт постарался, я намеренно пропустил вперёд пару пилотов. Француза, выступавшего на такой же машине как у меня и, кажется, шведа, у которого козырёк на тёмно-синем шлеме был покрашен в жёлтый цвет (Франсуа Север и Ронни Петерсон - прим. кор.).
Никаких особых надписей ни у того ни у другого не оказалось и я тогда понял, что скорее всего имели место просто пожелания одних пилотов другим оставаться позади по ходу гонки, т.е. обычный гонщицкий юмор.
К тому времени как я это понял, впереди оставался только швед. Француз на втором круге проколол колесо и из числа соперников выбыл. Хотя на самом деле никто из остальных пилотов не был мне соперником по определению. Советский офицер не имеет права и не может делать что-то хуже представителей буржуазного общества. Но позади шведа я немного задержался. Дело в том, что моё коммунистическое чутьё говорило, что с машиной у него не всё в порядке. Поэтому я следовал за ним и методом исключения пытался определить причину, его проблем. К пятому кругу я уже точно знал, что это будет проблема с подачей топлива и что она проявится уже на следующем шестом круге. Так всё и вышло. После этого я лидировал до самого конца гонки. Кстати, эти ребята гонку тоже закончили, но с отставанием в круг.
При награждении после гонки я позволил себе таки немного похулиганить. Дело в том, что по традиции приз вручал лично князь Ренье III. Одним из фотографов, увивавшихся вокруг, был мой коллега из госбезопасности. На неуловимое мгновение, к которому только он был готов, я повернулся к нему и сменил внешность. И сразу же вернул облик Стюарта. Никто ничего не заметил или не понял, а у меня до сих пор хранится фотография, на которой приз за победу в Гран-При Монако из рук князя принимает товарищ Ленин. Без бородки, в бакенбардах и с длинными волосами, но наш Ильич. Да вот же она, фотография.

Нам была продемонстрирована черно-белая фотография. Она действительно была весьма забавна, но на нас как будто духом Формулы-1 семидесятых годов пахнуло. Окружающий антураж, неуловимое веяние времени. Мы почувствовали особенность момента, несмотря на комично непривычный вид вождя в комбинезоне пилота Формулы-1. Жаль, что сам участник событий наших чувств явно не разделял. Для него это была не память о каком-то знаковом событии, а только курьёз, лёгкое дурачество для личного архива в память об одной из бесчисленных секретных операций, многие из которых наверняка ставились им значительно выше в личном рейтинге событий.

Кор.: Но неужели вы действительно ничего не можете нам рассказать интересного о самом процессе управления гоночным болидом того времени. Вы употребили термин «гроб на колёсах», но может быть по результатам гонки у Вас возникло какое-то другое чувство к технике, которой вы управляли? Вы почувствовали мощь, совершенство, ещё какой-нибудь признак принадлежности гоночной машины к высшей касте автоспорта?

В.К.: Интересно Вас слушать, молодой человек, вы умеете видеть и чувствовать то, чего нет и в помине. Что я чувствовал? Несовершенство техники. В каждый момент времени. Да, машина была быстра. Но при этом совершенно не стабильна в поворотах. И это при том, что на утренней тренировке, когда машина была такой же, на какой Стюарт взял поул-позишн, но совершенно меня не устраивавшей, я ввёл немало настроек, чтобы улучшить её управляемость. Надо было сделать ещё больше, но здесь я уже боялся выйти за обычные возможности Стюарта, и дальнейшие попытки хоть как-то улучшить машину прекратил. Что ещё. Нас обучали чувствовать технику. И я чувствовал машину. Чувства, которые при этом ощущал, были бесконечно далеки от удовольствия. Было множество вещей, которых ни в коем случае нельзя было делать на этой машине. Случайная перегазовка, считайте двигателю конец. Агрессивное прохождение поворотов, считайте, что подвеска не выдержит. Активное использование коробки передач, а как иначе когда просто необходимо делать это несколько раз за короткий отрезок времени, считайте, что у вас или коробка развалилась напрочь, либо осталась какая-то одна передача. А теперь вот ещё для полноты картины. Отказ техники может коснуться и рулевого управления, я просто физически ощущал порой вибрации, после которых, казалось, руль просто обязан остаться в руках отдельно от рулевой колонки. В этот момент вы можете улететь куда угодно с трассы. Защита болида? Совершенно не ощущается. Наоборот твёрдая уверенность, что при любом ударе машина сомнётся и сомнёт вас внутри себя. Нет. Чего уж я точно не чувствовал, так это совершенства техники, доверия к технике, а мощь откровенно представлялась только в плане разрушительных последствий любой аварии.
Это была совершенно непривлекательная высшая каста автоспорта. А ведь я управлял одной из лучших машин того сезона, забыл правда как она называлась («Тиррелл-006», второе место в КК-1973 - прим. кор.).
Боюсь предположить, что из себя представляли менее совершенные машины.
Видел я один разбитый болид где-то на середине дистанции. Пилот был рядом целый и невредимый, что казалось настоящим чудом, учитывая повреждения болида (речь идёт об аварии Жан-Пьера Бельтуаза - прим. кор.). Но казалось, судя по всему, только мне одному. Для остальных всё было в порядке. Остался жив, значит «с глаз долой, из сердца вон». Если бы погиб, хлопот разве что стало бы побольше, а равнодушие, уверен, никуда бы не делось. Ведь «он знал на что шёл».
Кстати, в этой гонке обошлось, а вот до конца сезона несколько человек погибли. Разве может в таких обстоятельствах идти речь о совершенстве?
Ну и с точки зрения турнирного итога вот что могу сказать. Все пилоты, кроме одного, отстали от меня на круг и более. Один же парень постоянно висел у меня на хвосте. Он, кажется, даже чемпионом мира через какое-то время стал (речь идёт о действующем в то время чемпионе мира Эмерсоне Фиттипальди, просто о наличии уже имевшегося титула В.К. забыл или не знал - прим. кор.). Но проиграл он мне секунду с небольшим вовсе не потому, что так был хорош, а потому, что если бы я стал от него отрываться на пару секунд на круге, поверьте это было бы не сложно, машина не выдержала бы и трёх кругов такого темпа. Потенциальных причин отказа я чувствовал столько, что проще сказать, что не сломалось бы. Так что я не удовольствие от гонки и от техники получал, а на всём протяжении гонки постоянно решал дифференцированную задачу по сохранению машины до финиша. Поверьте, это здорово снизило бы все те впечатления, о которых рассуждаете вы, молодой человек, даже если бы они, эти впечатления, вдруг у меня возникли.

Кор.: Последний вопрос, Владилен Коммунарович, Вам известно о других случаях замены пилотов Формулы-1 сотрудниками КГБ?

В.К.: Насколько мне известно, таких случаев больше не было. Повторюсь, целью операции было не участие офицера КГБ в Гран-При, а отработка спецаппаратуры. По отношению к пилотам Формулы-1 подобные эксперименты больше не проводились.


Чувствуя, что основная тема беседы исчерпана, а дополнительные расспросы только окончательно развенчают наше личное ощущение исключительности и привлекательности автогонок в классе «Формула-1», мы поблагодарили Владилена Коммунаровича за интересную беседу и вкусное угощение и покинули этот дом, этот мирок, в котором всё ещё витает дух советских времён, а где-нибудь в подвале наверняка прячется призрак коммунизма.
Всё-таки наш день был богат на события. Мы имели беседу с человеком, принимавшим Большой Приз из рук князя Ренье III и одновременно с человеком, имевшим отношение к легендарным секретным операциям КГБ на Западе. Мы видели Джеки Стюарта с ленинской бородкой и лысиной, а так же Ленина со стюартовскими бакенбардами и волосами. Не мало для одного дня. Как всё-таки жалко (хотя Владилен Коммунарович с нами не согласился бы), что такой удивительный потенциал, который был у этих секретных агентов КГБ, растрачивался на борьбу с загнивающим Западом, который в итоге всё равно победил, а не достижения в разных областях спорта, в том числе и автоспорта.
Хотелось бы гордиться большими победными традициями в Формуле-1, идущими с советских времён. И, тем не менее, эти традиции есть. Благодаря КГБ и Владилену Коммунаровичу Твердовзглядову. Пусть сам герой и не ценит свой вклад в историю автоспорта.

На этом мы прощаемся с поклонниками автоспорта.
Мы, это ваш покорный слуга - корреспондент «ROgrosMANjean» и моя помощница, очаровательная девушка, отвечающая за диктофон.


Автор заметки (клянущийся сегодняшним днём, что это интервью не выдумка, В.К. Твердовзглядов - реально существующий человек, реально выигравший Гран-При Монако 1973 года): ROMAN grosjean (март-апрель 2014 года).