Наш Шумахер

Пётр Васильевич Шумахер (по происхождению датчанин) немецко-польских кровей. Его предки поселились в России ещё во времена царя Алексея Михайловича. Прадед владел в Москве аптекой. Отец, участник войны 1812 года, в должности адъютанта графа Канкрина дошёл до Парижа, а во время своего возвращения из Европы — женился на матери поэта, полячке Хлобысевич.
Пётр Шумахер родился 6 августа 1817 года в Нарве, крёстным его был будущий министр финансов, граф Канкрин, впоследствии (в 1830-е годы) протежировавший также и его первым шагам на службе (в качестве чиновника Военного министерства и Министерства финансов).[2] Сперва Пётр Шумахер учился в Орше в иезуитском конквите, а затем в Петербургском Коммерческом училище. По окончании курса поступил на мелкую должность в Военное министерство, но довольно скоро перешёл в финансовое ведомство «чиновником для письма» к Якобсону.
В 1835 году по делам службы переселяется в Сибирь. В 1840-х годах ненадолго возвращается в Санкт-Петербург, однако выходит в отставку, чтобы поступить на частную службу управляющим золотыми приисками Базилевских, Рюминых и Бенардаки. Во время служебных поездок по приискам, кстати, Шумахер не раз встречался с декабристами, что дополнительно укрепило его резко-критический взгляд на современную российскую действительность.
Именно тогда, в сороковых годах Шумахер начинает писать стихи, однако первые успехи и известность приходит к нему только в конце пятидесятых — начале шестидесятых годов.
За время работы на приисках Шумахер составил себе некоторый капитал и женился на купеческой вдове Александре Петровне Прен, а в начале 1850-х, уволившись с должности управляющего — снова возвращается в Петербург. Оставив службу вполне состоятельным человеком, в 1853-1854 годах Шумахер вместе с супругой отправляется путешествовать по Европе (посетив Францию, Италию и Германию). Вернувшись из-за границы, в 1855 году поселяется в Нижнем Новгороде в доме деда своей жены. Здесь он живёт на широкую ногу, ведёт разгульный образ жизни, но также и выступает на любительских театральных постановках и в концертах как актёр, чтец и поэт-сатирик.
О годах «счастливой семейной жизни», прошедших в Нижнем Новгороде, Шумахер не мог вспоминать без содрогания. Он считал это время наихудшим для себя. Позднее в одном из его писем внезапно прорвалась столь нехарактерная для него по-настоящему трагическая нотка: «О Нижнем я вспоминать не могу: в нём я выстрадал самое тяжёлое, самое ужасное время своей жизни. От горя, грубых оскорблений, унижений я доходил до отчаяния, и ещё голова крепка была, что с ума не спятил». Быстро спустив нажитое в Сибири состояние, в начале 1860-х Шумахер был вынужден опять вернуться в Санкт-Петербург и поступить на службу, где его снова определяют и направляют в Сибирь. Одновременно он окончательно расходится со своей бывшей женой, что стало для него подлинным освобождением.
В начале 1860-х годов Пётр Шумахер служит чиновником особых поручений при генерал-губернаторе Восточной Сибири графе Муравьёве-Амурском. За годы службы объездил громадную территорию генерал-губернаторства, занимаясь описанием населения и берегов Амура. По поручению Муравьева-Амурского и пользуясь предоставляемыми им документами, Шумахер также занимается составлением истории края. Результатом работы стали несколько исторических очерков, вышедших в конце 1870-х годов в «Русском Архиве»:
(из стихотворения «Бывало»)
Бывало, в дружеской попойке
Пропустишь водки целый штоф
И, дёрнув за город на тройке,
Глотаешь пойла всех сортов.

Бывало, в бешеную пору
Увидел юбку — и беда!
Влюблялся в женщин без разбору:
Был их поклонником всегда.
1877 год
«Оборона Камчатки и восточной Сибири против англо-французов в 1854 и 1855 гг.»
«К истории приобретения Амура: наши сношения с Китаем 1848—1860 гг. по неизданным источникам»
«Первые русские поселения на Сибирском востоке»
«Наши сношения с Китаем за 1567—1805 гг.»
Повседневное поведение и внешний облик Шумахера был чрезвычайно колоритным. Можно сказать, что он сам напоминал одного из смачных персонажей своей поэзии. Высокий и тучный, с густой шевелюрой, не поседевшей до старости, он вёл жизнь шумную, весёлую и обильную, понимая толк в еде, питье и более тонких удовольствиях.[2] Одна его знакомая, знавшая Шумахера ещё со времён жизни в Иркутске, оставила о нём следующие воспоминания:
«...Водку он пил не иначе, как большими чайными стаканами. Со своими друзьями, фотографом Брюэн-де-Сент-Ипполитом и доктором Персиным, за один присест обыкновенно выпивали четверть ведра. Несмотря на невероятное количество выпиваемых им спиртных напитков, я пьяным его не видела никогда. Это была сильная и закалённая натура. Выходя на улицу, он никогда не надевал ни шубы, ни пальто и в самые сильные морозы щеголял в одном сюртуке. Домашний костюм его был – длинная женская рубашка, и больше ничего. Несмотря на то, что он воспитывался у ксёндзов, он был полнейший атеист. Литературу и иностранные языки он знал великолепно. Для общества это был незаменимый человек. Он очень любил рассказывать. Когда он начинал говорить, пересыпая речь остротами и шутками, все тут же умолкали. К сожалению, он был большой циник и, не стесняясь присутствием женщин, говорил непозволительные вещи. Утверждая, что необходимо серьёзное мешать с весёлым, он постоянно выкидывал разные дурачества. Вообще он всегда говорил так, что трудно было уловить, правду ли он говорит или врёт.
А врать он любил вообще».[2]
По всей видимости, в поведении и облике Шумахера очень сильно проявлялся элемент декоративности, намеренной игры, а временами даже грубой стилизации. Каждому из своих поступков он пытался придать вид какого-то знака или образа. В своих «Записках о прошлом» Пётр Суворов писал о Шумахере: «...раз в неделю он совершал шумные поездки в баню. Как Вакх, он возлежал в глубине колесницы; кругом него помещались нимфы и обмахивали его вместо лавровых ветвей берёзовыми вениками. Песни неслись с экипажа...»[2]

К черт удавайте о поэзии

Жопа
Жопа — барыня большая,
Жопа — птица, не простая,
Жопа — шельма, жопа — блядь,
Жопа любит щеголять!
Жопу рядит вся Европа,
В кринолинах ходит жопа,
Жопой барышни вертят,
Жопы дуются, пыхтят,
Жопа чванится не в меру,
Приближаясь к кавалеру,
Нужно жопу почитать
И не сметь руками брать —
Впрочем, это и не диво,
Жопа слишком щекотлива,
Много смыслу в жопе есть.
Жопе — слава, жопе — честь,
Жопе дал почёт обычай,
Вовсе б не было приличий,
Обратились мы в ничто б,
Если б вдруг не стало жоп.
1860-е


Рецепт
Когда в тебе горит огонь в крови
И хочешь ты, чтоб страсть твоя погасла,
Чтоб лютый жар остыл в твоей крови, —
Прими, мой друг, касторового масла.
1870-е

Кому интерсно все творчество и истрия жизни Шумахера. А она поверьте забавная юзайте поиск